Из воспоминаний Натале Николаевича Де Мартыно Чернявского
В семье нас было четверо: старшая сестра Тереза, средняя Нина, младшая Роза, я был самым младшим. Долгожданный сын. Сколько радости испытал отец при моем рождении! И каждый год родители пышно отмечали мой день рождения (28 января). На день рождения отец приглашал итальянцев, товарищей по работе и соседей.
28 января 1942 года родители готовились в очередной раз отметить мой день рождения. Был утренний час, зашли вооруженные люди, наверное, солдаты НКВД, и без всяких объяснений предложили для сборов 2 часа, определив по весу, сколько брать вещей. Один из них сказал, что едем ненадолго в нехолодные места. На вопросы отца они еще раз объяснили, что на сборы дано 2 часа.
По заранее заготовленным спискам они быстро обошли все итальянские дома, не пропустив никого. Не было тогда забытых итальянцев: в списках были все, от новорожденных детей, до стариков. Всех итальянцев препроводили к месту сбора в Камыш Бурун.
Людей собрали много, они были напуганы, слышались душераздирающие рыдания, крики. Кто-то кого-то искал, кто-то выкрикивал проклятия неизвестно в чей адрес. Задавали вопросы людям в военной форме, но те не отвечали ни на один.
Ночь прошла в каком-то сером строении. Утром 29 января стали делать посадку на пароход, но он был уничтожен немецкими самолетами. Там погибла лучшая подруга матери, с которой та училась в гимназии, и друг отца, итальянец, который, прощаясь с ним, договорился встретиться на противоположном берегу.
Чистая случайность, что мы не попали на этот пароход. Отец с нами уже хотел зайти на пароход, но его остановил военный, сказав при этом, что больше нельзя, пароход переполнен.
Отправлены мы были вторым, и только он вышел в море, как в воздухе появились немецкие самолеты. Людей из трюмов выгоняли на палубу, чтобы показать, что на пароходе мирное население.
Самолеты много раз заходили над кораблем и, покружив, уходили. И каждый раз не сбрасывалась ни одна бомба.
Люди с испугом и мольбою смотрели на самолеты, ожидая каждый раз своего конца. Так добрались, хранимые Господом, до Новороссийска, там пробыли несколько дней. Где родители находили скудное пропитание, не знаю.
Эшелоном отправили до Баку, а затем до Красноводска. Этот город запомнился на всю жизнь. Отец принес жалкое пропитание. Наевшись соленой рыбы, стали просить воды, но её не было. Взяв небольшую посудину, отец вернулся с водой, которая не только не утолила жажду, но еще больше её усилила. Только запах её вызывал отвращение. Вода была горько-соленая, с привкусом тухлятины. Сколько пробыли в этом городе, не знаю.
Подогнали вагоны-телятники, погрузили, и мы отправились в неизвестную ссылку. Что ожидало этих людей, на лицах которых были грусть и испуг? Где был тот дирижер, который управлял тысячами людских судеб? Бесполезно было что-то спрашивать у военных, которые сопровождали эшелон.
Путь был долгий и мучительный. Вагон переполнен. Дверь едва приоткрывали. Воздух свежий поступал через небольшое верхнее отверстие. В углу вагона было сделано отверстие, которое служило туалетом. Его огородили покрывалом. Люди испуганно делились своими догадками. Ходил слух, что везут на Урал. С каждым днем положение становилось всё невыносимее.
С нами в вагоне была антифашистка, полиэмигрантка из Италии Мария Спартак со взрослым сыном Бруно. Как-то на остановке он возмутился тем, в каких условиях находятся люди. Его военные увели, и больше он не появлялся. Мария Спартак на всех остановках ловила руками сопровождающего, падала на колени и рыдая просила: «Верните, верните мне единственного сына!». Что могли ответить ей? Им, очевидно, было дано указание не вступать ни в какие разговоры с людьми в вагонах. Можно ли забыть бьющуюся в истерике женщину, которая металась по вагону, кричала, посылала проклятия тем, кто лишил её сына. «Где мой Бруно, верните сына, Бруно, мой мальчик, Бруно». Говорили, она тронулась умом. Её забрали. Так трагически закончилась судьба еще одной итальянской семьи. А сколько было таких трагедий? И эта масса ужасающих личных трагедий сливалась в единую трагедию итальянского народа, ни в чем не виноватого перед государством.
Эшелон двигался то на север, то вдруг держал направление на юг.
Печка-буржуйка не могла обогреть вагон. Протапливали её или углем, или дровами, которые мужчины доставали на остановках. В вагоне было холодно. Женщины согревали детей своим телом.
Наступил месяц март. Людям стало понятно, что мы находимся на территории Казахстана. Ближе к вечеру состав остановился на небольшой станции Атбасар.
Дана была команда: «Приехали. Высаживайтесь!». Дул холодный ветер, мороз был жестокий. Снег под ногами рыпел. Проходили местные, одетые в шубы и валенки, они с каким-то пренебрежением смотрели на нас, одетых легко не по сезону.
Женщины тут же кутали детей, чем только могли. Мороз, как говорится, пробирал до костей. Кто-то посоветовал не стоять, а прыгать, чтобы не окоченеть.