Галина Попова

Галина Попова (Синикова)

Птицы не плачут, они поют. Подобно им наш народ именно в песню вкладывал и боль свою, и печаль. Из века в век наряду с веселыми мелодиями, слагались песни-баллады, песни-плачи. Хранительницей этой традиции у крымских болгар была Галина Ивановна Синикова (Попова). Она написала слова песни «Ой, Слюмну ля». И хотя мелодия заимствована из знакомой ей с детства песни, которую пел её прадед Иван Попов, это произведение истинного народного творчества. Ибо в этих простых образах не только гармонично сочетаются документальность и художественность, в них отражается память о пережитом тысяч наших сонародников и самой Галины Ивановны. В истории её жизни многие найдут отголоски собственных судеб.

Г. И. Попова родом из Кабурчака (ныне Мичуринское). До войны она окончила семь классов, поступила в Симферопольский пищевой техникум (тогда он назывался «консервной промышленности»), но окончить его не успела. Когда пришли немцы, стали отправлять молодёжь в Германию. Чудом ей удалось избежать этой участи. А вот в 1944 году чуда не случилось — её вместе с родными депортировали, хотя старшая сестра была на фронте.

С Галина Попова с племянницей Еленой в Крымском этнографическом музее

«Сообщение о высылке вызвало панику, — вспоминала Галина Ивановна. — Не знали, что с собой брать, боялись, что разобьют семьи. Мы попали в г. Губаха Пермской области. Там коксохимический завод и трубы ТЭЦ коптили день и ночь. Нас расселили в бараке недалеко от завода. Дышать было нечем. Вокруг городка в радиусе 15 км все деревья высохли. А вот мы выжили.

Через шесть лет я поехала учиться в г. Березняки, куда потом вызвала и родных. Спецпоселение к тому времени еще не сняли, но власти мое прошение удовлетворили. Может, потому, что Березняки находятся на 100 км севернее, чем Губаха.

Судьба ко мне была милостива. На заводе или, тем более, на лесоповале, шахте, как другим, работать не пришлось. Все-таки у меня было образование и потому меня назначили счетоводом. А в голодный 1947 год я устроилась в столовую, что дало мне возможность поддерживать семью.

С Урала уехала в 1959 году. Родители мои и с ними две болгарские семьи – еще раньше. Все они остановились в Симферополе у моей сестры, которая в ссылку не попала, потому что была на фронте. Ее, правда, пытались демобилизовать как болгарку, но она уже была замужем за русским, к тому же офицером. Так вот, когда о приехавших к сестре депортированных, узнала милиция, две семьи были в 24 часа выдворены из Крыма. А моим родителям, хоть сестра и взяла их на иждивение, все равно не разрешили остаться в Симферополе. Они перебрались в с. Земляничное. Там и жили все время.

Сестры Поповы у родного дома. Кабурчак

Я знала, что мне путь в Крым закрыт, поэтому остановилась в Днепропетровске. Но с сестрой мы все-таки решили попытать счастья – пошли к начальнику милиции и рассказали все как есть. Он оказался хорошим человеком и посоветовал написать заявление на получение специального разрешения. Так я и сделала…

Вернулась в Крым, но о том, что была депортирована, помалкивала. Хотя национальности своей не скрывала и родного языка не чуралась. Обидно, что его совершенно забыли многие из моих земляков. Наши люди сосланы были в разные места и где-то им запрещали говорить на болгарском. Там, где я была в ссылке, местное население относилось к нам по-доброму. Никогда никто меня лично не упрекнул за то, что я из депортированных.

Я очень люблю болгарскую речь. Все сказанное на родном языке воспринимается глубже. Юмор это или житейская история. Но особенно трогательны наши песни. У нас в семье петь любили. Пою и я понемногу…»

Галина Ивановна была настоящей хранительницей болгарских традиций и фольклора. Её воспоминания и пение записывали учёные из Болгарии, она дружила с профессором Софийского университета, этнографом Иваничкой Георгиевой, сотрудничала с Крымским этнографическим музеем и подарила в его фонды старинный женский народный костюм – кабурчакский. Галина Ивановна не пропускала ни одной встречи в Болгарском культурно-этнографическом центре и оставила о себе добрую память.

ОЙ, СЛЮМНУ ЛЯ

Ой, Слюмну ля, ой румяну, мъри
Що така ти рано стана.
Рано стана, та ни носиш, мъри
Та ни носит лошав хъберь.
Че ни дигат от къщите, мъри.
От къщите, от топал край.
Та ни карат на Уралът, мъри.
На Уралът и в Сибирят.
Та остана всичко живо мъри,
Всичко живо и умряло,
Това край на нас бе страшен, мъри,
Че бе много там студено.
Че там нищо не растеше, мъри,
Не ябълки, не чуреши.
Ние нищо не сторихме, мъри,
Да ни дигат от нашият Крим,
От нашият Крим, дет живяхме, мъри,
Дет живяхме и пяехме.
Но ние се дочакахме, мъри,
Дочакахме и дожихме,
Та се върнахме пак тука, мъри,
Да живяме и пяеме.